–Держи его! – заорали мы с Ваней в два голоса.
Гонка началась, мы носились, как полоумные по двору, больше похожие не на охотников, а на двух загнанных болонок, отлавливающих лесного зайца.
–Аська, Аська! Крест в него кидай! – визжал адепт.
Я покосилась на зажатый в руке крест, а потом со всей молодецкой силушкой метнула его в темноту. Раздался звон разбитого стекла, мы на миг остановились, как вкопанные:
–Дура, – плюнул Ваня, – в черта кидать надо было, а не в окно!
–Сам тогда его вылавливай! – разозлилась я и, схватившись за бок, прислонилась спиной к колодцу, пытаясь отдышаться.
В ушах раздавался стук сердца, а во рту пересохло. Ваня носился по двору, как заведенный, размахивал над головой давно погасшим кадилом и громко орал матом. Рядом с моими ногами упала брошенная в черта фляга, я ее подняла и сделала глоток, пытаясь смочить пересохшее горло, и тут краем глаза заметила прошмыгнувшую рядом со мной серую тень, а потом, огромную темную фигуру Петушкова, в развивающемся черном плаще и несущуюся на меня во весь опор.
–Вехрова, не стой пнем, хватай его! – завопил адепт.
В следующее мгновение он задел меня плечом, и я, не удержавшись на ногах, с диким визгом свалилась в колодец. Полет занял буквально пару секунд, сгруппировавшись, я вошла в ледяную воду солдатиком, с тихим плеском и громким матом. От холода перехватило дыхание, в тело вонзились тысячи иголок, а сердце забилось в бешеном темпе. Я вынырнула, оказавшись в кромешной темноте, и заорала:
–Ваня, идиот! Вытащи меня отсюда!
–Ты где? – заголосил в ответ адепт.
–Здесь, в колодце!
–В каком колодце?
–Ты видишь много колодцев во дворе? – захрипела я и схватилась за скользкие деревянные стенки, чтобы не уйти под воду.
–А, ты в этом колодце!
–Кретин! – буркнула я себе под нос.
В круглом проеме появилась Ванина башка:
–Как ты там оказалась?
–Ты меня столкнул, остолоп! Доставай меня быстрее, пока я не окочурилась здесь!
Я почувствовала, что от холода начинает сводить ноги. Ваня исчез и отсутствовал целую вечность. Я успела окончательно продрогнуть и попрощаться с жизнью. На поверхности меня держала только одна мысль, что утону я только на его бесстыжих глазах. В тот момент, когда я решила, что пора идти ко дну, сверху упала длинная леска с крючком:
–Что это? – удивилась я.
–Удочка, в сарае только она была! – донесся голос.
–Ваня, я же не рыба! Как я по ней заберусь?
–Ага, понял!
Леска исчезла, через несколько мгновений появилась толстая веревка.
–Аська, держись! – раздался голос Вани.
Я из последних сил замершими руками схватилась за протянутый канат. Пыхтя, адепт начал поднимать меня на поверхность. Я выбралась из колодца на траву, зубы отбивали барабанную дробь, а тело трясло мелкой дрожью.
–Ва-ва-ня, ты и-и-идиот-т-т! – с трудом простучала я.
В этот момент, прямо рядом со мной мелькнула серая тень.
–Паршивец! – заорал Петушков и, уже не обращая внимания на меня, продолжил погоню.
Я скорчилась на траве, пытаясь согреться.
Стоило мне подняться, послать в душе всех в болото и собраться в дом, как испуганный погоней чертенок прыгнул мне в руки, схватил лапками за шею, затрясся и тоненько завыл. От неожиданности я обняла его. Через мгновенье мчащийся Ванятка брызнул мне в лицо святой водицей, явно попахивающей тухлятиной, и треснул кадилом по макушке. Я осела и свалилась на спину, при этом крепко прижимая черта и матерясь, как сапожник.
–За что? – прохрипела я, поднимая голову.
–Чтобы бес не проник, – тяжело дыша, пояснил Ваня.
–Петушков, ты форменный болван. Это ребенок, он погони испугался и носится, как угорелый! – едва не плакала я, растирая наливающуюся шишку.
Мы заперли бесенка в заговоренную клетку и с чувством выполненного долга завалились спать.
Наступило, пожалуй, самое тяжелое в моей недолгой жизни утро. Все тело ломило, я простудилась в колодце, заходилась кашлем и с трудом сдерживала поток слез, рассматривая страшную физиономию с фиолетовым синяком промеж бровей вместо собственного отражения:
–Ваня, ты посмотри, как ты меня кадилом избил! – причитала я.
–Так вы подрались ночью, – догадался гном. – Поэтому орали, как бешенные?
Я тяжело вздохнула и вышла на крыльцо. Двор оказался в плачевном состоянии. Ночью мы носились в кромешной тьме, не разбирая дороги, и, как варвары, крушили все на своем пути. Окончательно истоптали клумбу с остатками стебельков на ней, разломали жерди на колодце, когда Ваня старательно меня оттуда вытягивал, снесли с петель дверь погреба, разбили пару пустых, но отчего-то чрезвычайно необходимых, бочек, а довершало картину заткнутое клетчатой подушкой разбитое окно в домике Питрима. Посреди этого хаоса, держа в руке клетку с бесенком, стоял брат Еримей. Он повернулся в мою сторону, на его бородатом лице отражалась настоящая боль от вида развороченного двора.
–Старец ждет тебя, – обратился он ко мне голосом, полным скорби.
Я кивнула, ощущая, как внутри все сводит от нервных судорог. Ноги стали ватными, а ладони вспотели. Я так хотела повидаться со старцем, но отчего-то сейчас было очень страшно, что-то подсказывало мне: «не стоит знать все тайны, правда может не понравиться». Я старалась не замечать настойчивого внутреннего голоса и с замирающим сердцем вошла в сени домика.
Здесь стояли маленький столик со стулом и обычная деревянная лавка.
–Чего стоишь, садись! – услышала я недовольный, тихий, как шепоток голос. Я с изумлением обернулась и увидела восседающего за столом домового – маленького бородатого, седого старичка в лаптях, полосатых портах и подпоясанной рубахе.