Приключения ведьмы - Страница 48

Вскоре мы увидели высокий частокол по виду совершенно неприступный. Гостей здесь явно не ждали и не жаловали. Пан подъехал к огромным воротам и, схватившись за ржавый молоток, ударил три раза. Гулкий звук разнесся по всему лесу, где-то, громко каркая, взлетели с веток испуганные вороны. Я задрала голову и посмотрела на высящееся над лесом огромное небо, но так и не увидела птиц.

На уровне лошадиных ног открылось оконце, и чей-то тонкий голос грубо спросил:

–Чего надо?

Гном свесился, держась за седло, и почти засунул большую башку в квадратный проем:

–Девица тут одна к старцу вашему Питриму просится.

–Убери свою страшную харю от моего лица, – прошипел голос, – и передай своей девице, что у нас приемные дни только по средам, а сегодня четверг.

–Да иди ты со своим расписанием! – рявкнул Пан. – Мы всю Словению проехали, чтобы с вашим святым угодником свидеться!

–Ничего не знаю! – оконце с глухим стуком захлопнулось и ударило гнома по носу. Тот свалился с коня, вскочил на ноги и начал яростно барабанить по воротам:

–Открой эту калитку!

–А вы лагерь здесь разбейте до среды! – съехидничал голос.

–Тоже мне нашел паломников! – злился гном. – Я тебе тут весь скит разнесу! Открой немедленно!

Я покусала губу, а потом заорала:

–Меня зовут Ася Вехрова – я Бабочка! Я хочу знать, что это значит!

Может, и прозвучало помпезно, но через мгновение мы услышали скрежет отпираемого засова. Ворота со скрипом отворились, и нашему взору предстал огромный чистый двор с множеством построек.

В центре стоял большой дом-сруб из цельных стволов с высоким крыльцом, на котором сидела черная кошка, осматривающая нас круглыми желтыми глазами; на окнах резные наличники, ставни открыты и легкий ветерок колышет белые ситцевые занавески, на крыше вместо петушка позолоченный крест. Солнце практически не попадало на него, но он все равно сиял.

–Аська, – буркнул гном, подходя ко мне, – знаешь заветное слово, сразу говори, а не придуряйся!

Я засмотрелась на крест светящийся в вышине:

–Интересно он золотой? – спросила я пустоту.

–Обижаешь, – пробурчал Пан, – высшая проба!

К нам вышли двое монахов. Один упитанный, бородатый, в черной рясе из грубого материала, подвязанной поясом – веревкой, волосы длинные спутанные, под одеждой явственно проступал живот. Он шел со смирением в каждой черточке румяного лица, сложив руки на животике. Второй длинный, сутулый, ряса висела на нем, как на деревянной вешалке, еще сильнее выделяя неестественную худобу, сам безусый, волосы на голове, в отличие от собрата, жидкие светлые, сосульками свисающие с остроконечного черепа. В глазах смирение и покорность, отчего-то мне захотелось прижать его к своей груди и утешить, как маленького потерявшегося ребенка.

–Здравствуйте, – приятным басом поприветствовал нас первый, – меня зовут брат Еримей.

–Очень приятно, – я кивнула, – а я Ася, просто Ася.

Я протянула руку, но мой жест остался незамеченным, очевидно, у отшельников было не принято в качестве приветствия пожимать руки. Может, они раскланиваются в пояс? Но кланяться перед нами никто не собирался.

–Зачем пожаловали? – тем же тоном поинтересовался брат Еремей.

–Мне бы с Питримом встретиться, – пролепетала я, уже жалея о своей затее.

–Старец никого не принимает, – блаженно произнес Еремей, как ни старался он показать смирение, на лицо лезла подленькая злорадная улыбочка.

–Ага, – я кивнула и беспомощно посмотрела на гнома, тот пожал плечами, но нам ответил второй монах:

–Старец Питрим скорбит о детях неразумных. К нам адепты на прошлой неделе заезжали и ...

–Действительно, – встряла я, прерывая его меланхоличную речь, – а Ваня у нас тоже адепт.

Обоих как-то странно перекосило. Еремей откашлялся, покосился на собрата и начал перечислять, загибая пальцы:

–Они залезли в погреб и выпили месячный запас пива, – я вытянула губы; хорошо мальчики повеселились за чужой счет, – потом выпустили черта четырех копытного, – я едва не поперхнулась, значит сейчас по территории бегает маленький проказник, не дающий покоя жителям, – и написали на стене прибежища блаженного старца Питрима срамное слово! – загробным голосом закончил Еремей.

–Срамное слово? – ужаснулась я. – Наш Ваня не такой, он милый интеллигентный парень.

В этот момент «интеллигентный парень» с выбитым зубом и синяком под глазом, вполне, безобидно заинтересовался миленькими голубенькими цветочками, торчащими в хаотичном порядке на огромной, больше похожей на могильный холмик, клумбе. Он долго тянулся к одному из венчиков, не удержался в седле и начал медленно заваливаться набок. Раздался глухой удар, Ваня распластался на клумбе, потом, надеясь, что никто не заметил недоразумения, вскочил на ноги и, махнув рукой, вернул помятые цветочки в первоначальный вид. Только чего-то он не рассчитал, и ровно через секунду клумба вместо облезлых стебельков пышно зацвела ярко-багряными неизвестного происхождения бутонами.

Мы в оцепенении следили за Петушковым, а тот, как ни в чем не бывало, понюхал один из цветов, сморщился и направился в нашу сторону.

–Они, наверное, потрясающе пахнут, – оскалился гном в притворной улыбке.

Легкий ветерок донес до нас резкий запах отхожего места, мы недоуменно уставились на клумбу: цветы распадались на глазах, и летели вслед адепту невероятным красным облаком, накрывая Ивана и тая в воздухе.

–Красота, – откашлялась я.

Святые отцы не двигались с места, на застывших лицах отражалось недоверие. Еще немного и они были готовы нас выставить за ворота.